полицаи потащили ящики с консервами за линию окопов, партизаны долго не решались покинуть край леса. В конечном итоге не выдержал пожилой возница и, дёрнув вожжами, направил лошадь к опорному пункту. Ещё два смелых партизана запрыгнули в телегу на ходу.
Правда дело чуть не дошло до стрельбы, когда один из полицаев высунул рожу из окопа и пожелал партизанам подавится немецкими консервами. Партизаны тоже оказались языкатыми и прошлись поганой метлой по сытым рожам запродавшихся немцам полицаев.
Но поскольку партизаны оказались красноречивей, полицай начал матерится и дёргать затвором. Но ударивший в сторону окопа холодный гейзер, заставил полицая с матами бежать по окопу. Пробрало и партизан, которые покидав ящики на телегу, постарались как можно быстрей убраться в лес.
А Белорусский Колдун, заткнув ударом посоха бьющий из земли водяной фонтан, направился в сторону посёлка расположенного на холме чтобы расжится ржаными краюхами. Проводив своего деда глазами, Корнелий пришёл в выводу, что такая борзота как Император Альбиона, если надо и бункер Гитлера пропрётся.
– Если бы не дурь с Европейским воспитанием, то и корки собирать не пришлось бы, – подумал Корнелий. – Блин. Чё не борзеть так, если на тебя все местные призраки шестерят.
Свобода, которая дороже семейных ценностей
Перешагнув линзу портала, Корнелий смерил взглядом волдыря Соломона Либермана и спросил:
– Она купилась?
– Купилась, но напарила опять, – буркнул Соломон.
– Соломон, хороший сын, гордость для отца, плохой сын, позор для матери, – процитировал Корнелий, бросив большой баул на траву. – Давай вали на Ибицу. Тут немецкие пилотки и ордена. Если Костик будет гавкать, скажи ему что это пиар-акция.
– Мне рыжие насуют прямо в терминале, – усомнился Соломон.
Бросив на баул немецкий ручной пулемёт, Корнелий поправил эсэсовскую фуражку на голове и заявил:
– С этим они тебя точно не тронут. Но лучше его Костику забрось в бар. Станешь за этот пулемёт ему лучшим другом. Соломон. Ты самый хреновый волдырь и позор своей семьи. А рыжие тебе в любом случае насуют, ещё и пулемёт отберут. Прыгая через Миху, там такие же обрезки. Своего они не тронут.
– Эти обрезки ещё хуже моего отца, – буркнул Соломон.
– Короче, мой бородатый друг, хоть вплавь добирайся до Ибицы, но если ты до вечера не подружишься с Костиком, то я тебя познакомлю со своей ногой, – пригрозил Корнелий. – Всё давай вали отсюда, пока эта тварь не поняла на сколько ты её напарил.
Когда Соломон потащил баул в сторону своей коморки, Корнелий посмотрел на Фацелию и, взорвавшись, заорал:
– Да я подонок. Но если он не будет учится хитрить, так дураком и помрёт.
Отмахнувшись от Фацелии, Корнелий открыл портал в «Замок Артура», который находился хрен знает в каком мире. Но перешагнув портал, Корнелий перешёл в тело Призрачного кота и рванул по коридору. Но Фацелия была тварью до мозга костей и осталась караулить в Портальном терминале.
Но Корнелий тоже умел пальцами вертеть. Поэтому пересёк портал в рюкзачке туриста. И стоило ему это всего в одну немецкую каску. Но когда на острове Берёзка в мире Карпатос турист открыл рюкзак, Корнелий дал ему кулаком по каске и, отмахнувшись от навязчивой Фацелии, направился в сторону Оружейного склада.
Войдя в каптёрку полковника Добровольцева, Корнелий попытался потискать плачущею Юлию Серёгину, ещё и просюсюкал:
– Кто нашу Мальвиночку обидел?
– Пошёл ты, – прошипела Юлия, отпихнув Корнелия. – А этой сучке, я бутылку в одно место заколочу.
– Ей это не повредит, – заявил Корнелий, пнув двери. – Ты всё слышала, радость моя. И постарайся меня в следующий раз не обманывать. Что? Она тебя тоже не любит. Она вскоре выйдет и ты сможешь повторить ей свои слова. Ты дурно воспитана. Одно слова, Коровина. Заткнись лучше, идиотка.
Вернувшись к столу, Корнели растянулся на топчане и сообщил:
– Уже завтра к утру, три сотни комплектов Польской формы, должны быть розданы Славянкам. Я не знаю по каким кабакам ты Славянок искать будешь, но если ты сорвёшь боевую операцию, я лично тебя выпну на ту помойку, с которой ты сбежала две недели назад.
– Ты прежде положь в коробки нормальную форму из шерсти, а не из китайской синтетики, – посоветовала Юлия.
– Я не собираюсь воевать за Польских партизан, – заявил Корнелий. – Да и акция одноразовая. А ты позор своей матери.
– Да пошёл ты, – прошипела Юлия, опрокинув стол.
Когда Юлия выскочила в двери и тут же погналась за Фацелией, полковник Добровольцев, поставив стол на место, с укором посетовал:
– Зря девчонку обидел.
– Она не о карьере Армейского мародера мечтает, а о муже драконе, – заявил Корнелий, забросив руки за голову. – Да только все Армейские мародеры аскеты.
– На меня намекаешь? – спросил полковник Добровольцев, отодвинув ноги Корнелия в сторону.
– Мне хоть не ври, – попросил Корнелий. – В Летописи Драконов не только про драконов правда написана.
– И что там написано? – спросил полковник Добровольцев.
– Там написано, что полковник Андрей Петрович Добровольцев, дожил до седых волос и так ни разу не оскоромился, – сообщил Корнелий.
– Разок оскоромился в молодости, – сообщил полковник Добровольцев, оперившись локтями о столешню. – Хотел всё как у людей, супчики вкусные и походы в кинотеатр по выходным, а она все мои чучела с балкона пошвыряла. Говорит, что мол не собирается жить на кладбище.
– Эта дрянь в первую же ночь предложила снести мою печку, – сообщил Корнелий. – Бабы самые жестокие твари. Бьют по святому и не краснеют. Свобода дороже семейных ценностей и обосраных пелёнок.
Обговорив с Андрей Петровичем доли от продажи Польской военной формы присланной с Немезиды, Корнелий решил ещё порадовать Полосатых волдырей немецкими плакатами, наворованными в опорном пункте. Толи мода такая была в те времена, толи немцы Фрейда перечитали, но заехавшие в здания бывшего МТС полицаи, первым делом наклеили на стены два десятка плакатов агитационного содержания.
Вот эти плакаты Корнелий и начал лепить скотчем на стеклянную стену позади прилавков волдырей. Но хохму испортил один из туристов, который попытался снять со стены один из плакатов. Но набежавшие волдыри его выстрамили и начали сами снимать плакаты со стены.
– Скучные вы, – заявил Корнелий, швырнув на столик плакаты которые он не успел доклеить. – Я вам рекламу хотел сделать, а вы валенки Тамбовские и нехрена в торговле не понимаете. А эти что тут делают?
Провокация Корнелия не укрылась от внимания журналистов. Но когда вместо провокатора Тимофеева появился огромный Сибирский медведь, журналисты, побросав свои телекамеры, разбежались в разные стороны. И лишь женщина с милироваными в разные цвета волосами, раздолбила об голову медведя микрофон.
Перейдя в тело хелена, Корнелий поймал взбешенную женщину и, прижав её к себе, спросил:
– Где так долго пропадала?
– Снимала высадку американцев на Марсе, – буркнула женщина, отпихнув от себя Корнелия. – Критины. Они три года гнали к Марсу ракету, а нам чтобы взять интервью у Американских астронавтов, пришлось полдня парится в скафандрах, ожидая пока их лоханка приземлится.
– Они Вову Серёгина ещё два десятка лет нахер послали, – напомнил Корнелий, вновь обняв женщину. – Вот пусть на лоханках космос и осваивают. А ты, если бы тогда меня послушалась, сняла бы свой лучший репортаж.
– И давно бы прописалась на Пренае, – констатировала женщина. – Нет спасибо. Я по криминалу репортажи не веду.
– Тогда могу предложить снять армейские будни Дяди Ваниных обломов, – предложил Корнелий.
– Потные рыцари и бутафорская кровь, это не в моём вкусе, – усомнилась женщина. – Ограбление Пандорских ифлингов, было твоей Лебединой песней.
– Завтра в Резервном мире Земля 1943Р состоит небольшая война с жертвами, – сообщил Корнелий.
– Ты ещё адрес своей печки не поменял? – спросила женщина.
– Боюсь у тебе не останется на это время, – усомнился Корнелий. – Акция состоится завтра в полдень по местному времени.
– Тогда что мы стоим? – спросила женщина. – Нужно срочно собирать группы.
– Успеешь, – прошептал Корнелий, зарывшись носом в милированые волосы женщины. – От тебя пахнет марсианами. Эх, если бы не эта змея Фацелия, то хоть сейчас в Главный Храм.
– Нет спасибо, – отказалась женщина. – Свобода дороже семейных ценностей и обосраных пелёнок.
– Потому и не боюсь тебе такое предлагать, – шепнул Корнелий.
– Подонок, – прошипела